Православные солдаты в зоне СВО не остаются без духовной поддержки
Показать еще 3 фото
Участие в боевых действиях или даже подготовка к ним часто заставляют человека переосмыслить свое отношение к жизни. Одни укрепляются в цинизме и становятся закоренелыми скептиками, другие открывают для себя религию. Прийти к Богу русским солдатам и офицерам помогает возрожденный в 2009 году институт военных священников. Нужно ли в армии присутствие церкви и так ли важна для воюющего человека вера, рассказали Первому областному информагентству руководитель отдела челябинской митрополии РПЦ по взаимодействию с вооруженными силами Димитрий Егоров и помощник командира 90-й танковой дивизии по работе с верующими Илья Шамрай.
Как на гражданке, только в окопах
— Много ли в Челябинской области армейских священников?
Отец Димитрий Егоров возглавляет отдел по взаимодействию с ВС челябинской митрополии
Димитрий Егоров: Собственно, каждый священник на своей территории должен налаживать сотрудничество с местными властями, образовательными учреждениями, общественными организациями, властями — и силовиками тоже. Но армейские священники вписаны в структуру Минобороны. Их не слишком много, должности помощника командира по работе с верующими начинаются в сухопутных войсках с бригадного уровня, в ВДВ — с уровня полков. Вот у нас в Чебаркуле — отец Илья Шамрай, помощник командира 90-й дивизии. Отец Евгений Мартинец занимается с курсантами штурманского училища и военнослужащими шагольской авиабазы. А еще есть секретарь Челябинской епархии отец Игорь Шестаков, несмотря на свой высокий чин, он постоянно работает с челябинским отрядом спецназа Росгвардии. И задача военного священника та же, что и «на гражданке»: вдохновлять, утешать, причащать, исповедовать. Показывать дорогу к Богу.
— Для многих окажется сюрпризом, что в структуре православной церкви вообще существуют отделы по взаимодействию с силовиками. Ведь обычная аудитория любой церкви — это бабушки-богомолки, а не мужики в погонах.
Димитрий Егоров: Это вы не бывали в нашем военно-полевом храме, организованном в чебаркульском учебном центре для мобилизованных. Там ежедневно можно было наблюдать действительно необычную картину: десятки суровых парней в военной форме, искренне возносящих молитвы. В учебном центре находилось одновременно около шести тысяч мужчин. И храм наш никогда не пустовал.
Я с тех пор всегда говорю братьям-священникам: если чувствуете духовное выгорание, усталость — приезжайте в лагерь подготовки солдат. Эти ребята понимают, зачем идут на войну. Не просто верховный главнокомандующий посылает их «за ленточку», а они идут воевать за свою землю, веру, за свои семьи, идут спасать таких же русских людей, выполнять заповедь христову — «Нет большей любви, чем жизнь свою положить за други своя».
— Вообще-то российское общество не назовешь слишком религиозным.
Димитрий Егоров: Священнослужители в войсках очень востребованы. Все ребята, побывавшие в зоне СВО, в один голос говорят: там нужны священники! Конечно, люди встречаются самые разные. Но большинство нашу работу принимают с благодарностью. В обычной жизни быт и заботы заполняют все без остатка, нам не до Бога и не до души. А на передовой ребята начинают иначе смотреть на жизнь. Там остро понимаешь: в любой момент твоя жизнь может оборваться, и тогда поневоле душа начинает искать Бога. За время работы учебного центра мы крестили 215 человек. Многие, раньше крещенные, впервые именно в лагере пришли на исповедь, поучаствовали в этом таинстве. Как говорит один мой друг, самое большое чудо — увидеть глаза верующего человека. На исповеди побывали сотни мужиков.
— А их в храм строем не загоняли?
Илья Шамрай — штатный священник чебаркульских танкистов
Илья Шамрай: Нет, принудиловки не было. Я вообще большой противник такой показухи. Вера — это очень интимная часть жизни человека, к ней надо относиться деликатно. И загнать солдатиков в храм приказом — это неправильно.
Но, знаете, с годами у священника вырабатывается профессиональный взгляд, отличить человека, искренне заинтересовавшегося вопросами веры, от того, кто праздно любопытствует, достаточно легко. Так вот, мобилизованные именно что очень интересовались. Да, их было не очень много, даже не половина от общего числа солдат. Но они были.
Не скажу, что с началом спецоперации стало прямо много вдруг уверовавших. Просто в учебном центре это было заметно, бойцы же все вместе, на виду. И там, на передовой, тоже массового обращения к Богу нет. Есть, конечно, случаи: солдаты, приезжающие в отпуск, приходят и говорят: я созрел. Когда приезжаешь в зону СВО — тоже обязательно есть желающие принять крещение. Очень много стало венчающихся! И с самого начала СВО много людей приходят в церковь, ставят свечки за здоровье воюющих близких. Может, в других храмах иначе, но у нас-то Чебаркуль, здесь все так или иначе связаны с дивизией.
— А как же «в окопах не бывает атеистов»?
Илья Шамрай: На передовой случаются просто необъяснимые вещи, укрепляющие веру в волю Божью. Вот прилетает в расположение «Точка-У». Много раненых, посеченная техника — и ни одного погибшего! Как это объяснить с рациональной точки зрения?
Вопрос веры всегда встает остро, когда человек отрывается от обычного суетного бытия и оказывается лицом к лицу со смертью. Есть люди, которые, заглянув за грань, переосмысливают свою жизнь, меняются, из разряда формального христианина переходят в разряд искренне верующих. Есть и те, кто этого не чувствует, остается таким же, каким и был. Я общался с ребятами, которые зашли туда в начале спецоперации и воевали полгода без перерыва. Меня удивило их абсолютно спокойное отношение к тому, что происходит вокруг: люди не чувствуют страха, им комфортно в окопах. Вдали от дома, от родных — но их воля и стремление к победе ничуть не поколебались.
Но, конечно, боевые действия — это сильнейший стресс. И задача военного священника — указать верное направление в такой ситуации, показать верные ориентиры для духовной жизни оказавшегося на войне человека. Словом, все то же самое, что и в мирной жизни. Только в окопах.
— Очень похоже на работу психотерапевта.
Илья Шамрай: Я бы не сказал, что задача священника — это просто психотерапия. Да, в чем-то мы очень близки. Но все-таки не до конца. Священник отвечает за духовное, психолог — за эмоции.
Важен не подарок, а сплоченность
— Сегодня появились десятки организаций, занимающихся сбором помощи для армии. Церковь наверняка в стороне не осталась.
Димитрий Егоров: Конечно! Митрополит Алексий с первого дня благословил всех на это дело. Огромную работу делает Сосновское благочиние во главе с Георгием Артаньяном и Дмитрием Степкиным. Отец Дмитрий сам сопровождал грузы «за ленточку». Там счет идет на десятки тонн! А наш чебаркульский культурно-просветительский центр уже похож на склад: в каждой комнате что-то лежит. Волонтеры все это сортируют, формируют индивидуальные наборы.
— Раз вы — военные священники, значит, знаете ситуацию изнутри. Неужели действительно так не хватает в армии вещей, снаряжения, оборудования?
Димитрий Егоров: Мне кажется, главное в сборе гуманитарных грузов — даже не сама по себе материальная помощь бойцам. Они не голодают и не остаются голыми и босыми, армия обеспечивает их необходимым. Не менее, чем сам груз, важна другая роль сборов «гуманитарки» — сплачивание народа. Это идеологический момент, люди чувствуют свою сопричастность к большим и грозным событиям. Кто-то собирает деньги на квадрокоптер, кто-то может поучаствовать только молитвой, поставленной свечой…
Вот приходит пожилая женщина. Говорит: денег нет, но у меня хорошо уродился чеснок и я носков мальчикам навязала. И вот от нее вклад — ведро чеснока и вязаные носки. Мелочь вроде бы, но она трогает просто до слез. Другая женщина, и вовсе мусульманка, пришла, узнав, что при храме идет сбор гуманитарной помощи. У нее в зоне СВО и сын, и муж, с обоими давно не получалось связаться. И надо же, именно когда она начала нам помогать, сортировать, формировать наборы для бойцов, ей позвонил через мессенджер супруг: его часть как раз отвели на отдых и переформирование, появилась связь. Совпадение, да, но она восприняла его как чудо!
Или есть у нас прихожанка с первой группой инвалидности, уже лет восемнадцать, как борется с онкологией. И она, несмотря на свою немощность, стала одной из первых волонтеров, сортировала здесь вещи, работала не покладая рук. Откуда силы взялись? Говорит: «Я здесь тружусь и чувствую, что Господь дает мне силы жить дальше». И вспоминает: у нее зять участвует в СВО.
Илья Шамрай: Когда привозишь на передовую посылки, у солдат светлеют лица. И когда видишь, как взрослый, матерый дядька, увешанный оружием, открывает письмо от незнакомого ребенка, читает и плачет… Это очень дорогого стоит!
У меня есть фотография: бойцы украсили стену вагончика, в котором живут, детскими рисунками. Чувство, что ты не забыт, что тебя любят и ждут, — мощнейший инструмент поддержки солдата. И, понятно, помощь священнику в его работе. На передовой ведь не проведешь большую службу. Это просто опасно — собирать ребят вместе на молитву. Поэтому главная моя задача — общаться с народом, выяснять его потребности. Да, исповедать, причастить, крестить. Но главное — дать ребятам понять, что они не одни.
